********
СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
(По одноименному произведению Г.Г. Маркеса)
***
Как скучно, в дневнике событий,
Я отстраненный, глупый зритель,
Съедаю предсказаний грифель,
Но, у судьбы другой властитель.
Я сам кормлю свою обитель,
Рву сорняки, и чищу китель,
Безмолвный памяти проситель.
Прости меня, мой избавитель.
Привязан я без приговора,
Нет, я не вор, и сын не вора,
Взрасту корнями у забора,
Посею злых безумий споры.
И на одном дыханьи мерном,
Растерзаны обеты ветром,
Мои наследники повсюду,
Размножены по свету блудом.
Несут проклятьем свое имя,
И вторят мне неповторимо,
Шаг в шаг идут за мной незримо,
Чтоб жертвой стать неукоснимо.
Сто лет в чреде превоплощений,
Обглодан в чаше пресыщений
Я становлюсь вовек потерей,
Одним из тысяч - звездным зверем.
"История одной смерти о которой знали заранее"
(По одноименному произведению Г. Г. Маркеса)
Весь город спал, но в каждом доме,
Последней новостью давясь,
Передавали по знакомым,
Что смерть идет, дань собирать.
Живым горластым телефоном,
Та новость облетела всех,
Но не сдержала мести грех,
А притаилась у порога.
Не разобравшись, кто соврал,
И по какой он врет причине,
Петух рассветы прокричал,
А с ними, смерть, души безвинной.
А жертве было невдомек,
Последний раз встречал денёк,
К закату вспорют тебе бок,
Adios, несчастный паренёк.
Событие, что без конца,
Все помнят от пяти до ста,
И каждый уж сыскал причину,
Зачем он все же промолчал.
А правда точит темный склеп,
И пьет вину, всех виноватых.
И плачет небо, в пустой след,
Чтоб смыть с порога, кровь и раны.
«У кроватки Дельгадины ангелы стоят»
(По произведению Г.Г. Маркеса «Воспоминания моих печальных шлюх»)
Босыми худенькими ножками,
Левкоем проторенными дорожками,
Она впорхнула в море из лаванды,
Чтобы заснуть в объятиях развратных.
Ей видеть сны цветные так хотелось,
Теплом и бархатом одеть нагое тело,
Румянцем сытым освежая щеки,
Читать стихов любимых строки.
Совсем ребенок, с детскою улыбкой,
Наивно, пропуская зло в ухмылках,
В силки попала - выбраться не может,
И каждый вечер трет до боли кожу.
Ей опостылел аромат постели,
В которой, на десерт, она во хмеле,
Отбросив поворозочки и банты,
Слезу на старые роняет аксельбанты.
С нее написаны все образы святые,
Во взоре кротком, неземные силы,
Просвечивают гостя, как рентгеном,
И трепет растекается по венам.
У ног ее, всяк ластится и жмется,
Чтоб старые свои понежить кости,
Поупражняться в страсти до предела,
Забыв про стыд: "Кому какое дело?"
"За любовью неизбежность смерти"
(По одноименному рассказу Г.Г. Маркеса)
Молодость, как крепкое вино,
Завораживает зрелость,
Заставляет совершать,
То, чего всегда хотелось.
Совращает наготой,
Спелому плоду подобной,
Манит в омут за собой,
Вновь обманною любовью.
Не послушный сам себе,
В тебе крепнет жизни корень,
Падкий женской красоте,
На насилие способный.
Положение и честь
Станут для тебя историей.
Похоть пагубных страстей,
Твою память слижут хворью.
И убитый от стыда,
Ты шагнешь вновь за пределы,
Беспорядочного "ЗА"
Сделки с совестью за тело.
Ты умрешь, хоть умирать,
Тебе было еще рано,
И оплатят твой покой,
Безутешным вдовьим ядом.
ЧУМА – ЛЮБОВЬ
(По произведению Г. Г. Маркеса «Любовь во время чумы»)
Любовь, какая все таки Чума.
В укутанную сном постель, бросает хмель.
В остывшей, ревности подсыплет яд.
В увядшей, памяти распустит сад.
Бессонной, красочный подарит сон,
Горячей, сладострастный стон.
В усталости, объятий плен.
Под утро, жажду перемен.
Всё неспроста, всё в добрый час.
Проводит до порога Вас.
Одарит щедро красотой.
Лишь для того, который твой.
Она шутница, хоть куда.
Она сбывается всегда.
С ответным чувством или без,
Она заводит ход сердец.
Ей ключик дан от всех замков.
Она кудесник вещих снов.
И мастерица петь романс.
И в сотый раз, как в первый раз.
"Самый красивый утопленник в мире"
(по одноименному рассказу Г.Г. Маркеса)
Мертвец вдруг всплыл со дна морского,
Без рук, без ног и без лица,
Красавца не видал такого,
Весь свет с потопа до конца.
Он восхищал, хоть был уродлив,
В гадливой свежести своей.
Огромен - влагою напоен,
От тканей до самих костей.
В его улыбке кривоватой,
Светилась жизнь немой души.
И, горизонт, зардев закатом,
Творил в пространстве его сны.
А вдруг, не человека, волны,
На брег песчаный принесли?
А вдруг, то божество, случайно,
Мы истребили, не спасли?
Никто не знал, откуда странник,
Вдруг появился среди скал.
И все смотрели и боялись,
Читая смерти злой оскал.
И с зарождением восхода,
Пустили морехода вплавь,
И паруса его расправив,
Волну седую зауздав,
Не гнали, звали: "Эстебан!".