Когда наступало время Мороза, он очень любил украшать землю! Да и право слово, кому приятно смотреть на это безобразие, которое оставляет за собой неряха-Осень, сначала красиво раскрашивая листья красным и золотым, но потом срывая их с деревьев и разбросывая повсюду грязными ворохами, да еще и поливая все это дождем? О, нет, Мороз организовывал все совсем подругому.
Для начала он слегка прихватывал оставшиеся после хулиганства осени грязь и слякоть холодком, чтобы больше не пачкались. Потом можно было начинать сыпать снег. Лучше — побольше! Зиму снегом, как и кашу маслом, не испортишь. Конечно, всегда находились критики, которые начинали ругать его за излишество и перебор... бывало, Мороз обижался на них и расходовал снег более прижимисто. Тогда другие начинали брюзжать, что это безобразие, зима — совсем без снега, никуда не годится... Ну, ладно, на всех не угодишь, а специально делать что-то средненькое, «и вашим, и нашим», Мороз считал ниже своего достоинства. Ну, это он так ворчал себе под нос. На самом деле ему просто нравилось, чтобы о его работе говорили! А если всех все будет устраивать, никто не станет тебя замечать — в его сфере приложения люди куда более щедры на ругань, чем на благодарности мастеру.
Итак, сначало следовало все как следует покрыть снегом. Снег — это просто замечательный по богатству цветовой палитры материал! В безоблачный день на рассвете он бывает розов или оранжев. Потом на смену этим цветам приходят воздушные голубые, резкие синие, а местами и сиреневато-фиолетовые краски. Иногда по вечерам весь заснеженный ландшафт как будто бы купается в нежной бледно-золотой пыли. Отличный контраст всей этой роскоши создают темные стволы деревьев и бархатистая зелень елок. Ничего лишнего, все просто, лаконично — но со вкусом. Это особенно отчетливо проявляется в бессолнечные дни, когда краски не отвлекают. Мороз гордился своим стилем — куда там то аляповато-яркой, то грязной мазне Осени и робким незаконченным попыткам Весны.
На фоне безукоризненного снежного покрова начинали мешать мутные реки, взгляд о них буквально запинался. Снежинки на эту непокладистую основу ложиться никак не желали, поэтому оставалось только одно — фиксация. Засучив рукава, Мороз принимался за дело. Заставить застыть подвижную воду было труднее, чем землю и неподвижные лужи, приходилось повозиться когда дни, а когда и недели. Мороз не любил эту физически трудную и малотворческую работу, выполнял ее медленно, а иногда халтурил, делая лед неравномерным, оставляя промоины или полыньи. Ну и, конечно, пытался разнообразить процесс хоть как-то, чтобы совсем уж уныло не было — то развешивал сосульки на склонившихся над водой ветках; то пускал по первому, еще прозрачному ледку таинственный муаровый узор. А уж любое место, мало-мальски заслуживающее названия «источник» или «водопад», Мороз считал буквально таки своим долгом превратить в уникальный арт-объект. Скажите, ну как можно оценить их истинную прелесть, если они все время двигаются, бегут куда-то? Мороз очень, очень старался открыть людям глаза на красоту струящейся воды, которая может быть совсем не такой грязной, как в оставшихся от Осени потоках.
Отдельной темой в работе с жидкостью были сосульки. Честно говоря, Мороз подсмотрел их у Весны. Но эта вечно восторженная и «полная разнообразных творческих идей» дилетантка пыталась таким образом... превратить снег в воду. Каково, а?! Нет ничего более опасного, чем дурак с инициативой!
Мороз же отлично приспособил сосульки для придания воде законченной, но в то же время передающей движение и направление формы. Он научился создавать даже огромные многокилограммовые сосули, уже ни чем не напоминающие хрупкие и прозрачные экспромты Весны. И был очень доволен результатом: если весенние сосульки удостоивались внимания разве что детей, норовящих использовать их вместо леденцов, то на его творения все прохожие неизменно смотрели, задирая головы, и даже отходя подальше, чтобы оценить монументальные шедевры во всей их красоте и мощи. Очевидно, некие тайные почитатели желали даже заполучить эти инсталляции в свои частные коллекции — в любом случае, какие-то люди регулярно предпринимали попытки демонтажа таких объектов. Правда, ни одна из них не увенчалась успехом — бандиты подходили к делу крайне неумело, уникальные произведения падали вниз и разбивались. Подобное варварство, конечно, вызывало живую реакцию и возмущение оказавшихся поблизости зрителей, но Мороз все равно чувствовал себя польщенным.
Другой декоративной техникой, которой он очень гордился, хотя и применял редко, был иней. Если честно, иней он тоже подсмотрел, но на сей раз — у Осени. У той иногда очень неплохо получалось серебрить по утру траву росой. Пожалуй, единственный случай, когда Осень проявила и вкус, и меру. Эффект Морозу понравился, и он его усовершенствовал, добавив рельефности и блеска, а также научившись наносить не только на траву, но и на ветки деревьев. Результат превзошел все ожидания! Зрители, которые и так были неравнодушны к веткам, припорошенных снегопадом, от ажурности инея обычно просто впадали в умиленный ступор. Неплохо было и сочетание приемов: например, запатинировать еловые иголки инеем, а сверху чтобы лежала солидная шапка из снега. Но с этой своей находкой Мороз баловался все-таки редко — если снег сыпь, да сыпь, он везде ляжет, куда упадет, то у инея же каждый красталльчик надо отдельно нанести. Короче, красиво — но хлопотно, баловать публику не стоит, тем больше ценить будут, когда мастер в ударе!
Вместо этого Мороз отводил душу узорами на окнах — они были полегче в исполнении, хотя тоже требовали спокойной и уверенной руки, а главное — куда большей фантазии, чем зрелищный, но, в сущности, требующий от исполнителя не творчества, а усидчивости обычный иней.
Работать по стеклу было тем более не хлопотно, что внутри, за окнами, художника поджидали неисчерпаемые источники вдохновения. Там, в тепле, на подоконниках, красовались горшки с самыми разными цветами. Да, конечно, все они были абсолютно безвкусного, чисто зеленого зеленого цвета (Мороз его вообще не любил, даже ели предпочитал голубые, если честно), но формы, формы!... Ну разве можно было отказаться от соблазна слегка стилизовать всю эту красоту — и показать людям в облагороженном виде (и, главное, цвете)! Мороз готов был рисовать на окнах бесконечно и самозабвенно.
Вообще-то, обычно он не стеснялся зрителей. Но тут старый мастер все-таки смутился, потому что вдруг обнаружил, что его рассматривают в упор. С другой стороны стекла на него уставились две пары глаз, принадлежавшие двум котятам, рыжему — и серому. Наметанным профессиональным глазом Мороз отметил для себя, что у котят красиво прорисованы белые брови и усы. Впрочем, он тут же отвел взгляд — может быть, малыши тоже почувствуют себя неловко, когда увидят, что на них таращатся.
Рыжий котенок потрогал белый цветок лапой:
- И что это тут такое? Брр!!! Холодно и жестко, когти скользят!
- Брось, - с крайне критическим видом прищурился серый, глядя на творение Мороза, - Что у тебя за вкус дурацкий, подавай все, что красивое и блестит! Пойдем лучше на другое окно, подерем цветок, который так забавно раскачивается. Об него-то когти точно не скользят.
- Да ну его, - отказался рыжий, - Хозяйка опять ругаться будет. Ой, смотри, вот бы к нам сюда внутрь такое! Оно бы падало, а мы его ловили, и никто бы не ругался!
И котята, как зачарованные, стали смотреть на мерно сыплющий снег, который Мороз решил в срочном порядке организовать, чтобы шепчущаяся о чем-то за стеклом молодежь не мешала ему работать.
