Приятные и тёплые лучики солнца отражались в глубокой воде озера со странным и слегка чудным названием Органка. Для людей с музыкальным складом ума сие название сразу вызовет ассоциации с мрачными, но в то же время глубоко пронзающими душу, названиями музыкальных инструментов. Но здесь и сейчас ничего подобного не было, и произойти просто не могло. Казалось, что Органка поглощает ярко-оранжевые лучи небесного светила в себя, накапливая тем самым их. Вода этого водоёма была настолько прозрачна, что было видно с зелёного берега, стаи причудливых и очень проворных рыб, а стаи кальмаров, бороздящих голубые просторы воды, попадались то тут, то там. Временами на поверхности воды образовывались небольшие пузырьки, которые тут же и лопались. Воздух исходил из многочисленных расщелин расположенных на глубоком дне этого озера.
На некотором расстоянии от озера, которое составляло пару минут пути пешком, была расположена небольшая рощица деревьев, состоящая из раскидистых кипарисов и могучих свежих эвкалиптов, которые своим видом внушали трепет, и уважение к своему возрасту. Иногда крошечная иволга, перелетавшая с ветки на ветку в чудесном палисаднике, чирикала свою весёлую трель, а иногда, большой и с трудом поворачивающийся тукан парил меж кипарисов. В самом своём завершении палисадника росло не большое количество елей, которые придавали свой стойкий и смолистый аромат этому месту. Именно на этой весёлой нотке и начинается повествование данной истории, которая имела место быть в давно прошедшие века.
На самом конце небольшого участка, высаженного елками, земля начинала резко уходить вверх. Как раз здесь, в этом самом месте и начиналась знаменитая на весь Мечгард гора, носившая название Воронья Скала. Совсем на крошечном расстоянии от зеленеющей травки эта гора была покрыта обильной растительностью, а вот далее она приобретала не совсем живой вид. Здесь начинался камень исключительно желто-красного цвета. Сей камень, носил у гномов название жорос и использовался гномами для выкладывания и обделки своих самых изящных жилищ. На некоторых жоросовых горах были образованны фабрики, которые работали специально для добычи этой каменной породы. Этот камень было очень трудно найти где-либо еще, и он исключительно ценился в рядах гномов. Этот камень, который приравнивался к драгоценным камням, в последствии, способствовал усилению экономики среди гномьих племён. От чего было очень прибыльным дело по добыче жороса, ведь торговля им очень была развита, так как нуждающихся в нём гномов становилось всё больше и больше, с каждым энкиловским днём. Название эта гора получила за то, что в её утробе обитал один старый-престарый зверь, в виде дракона, по имени Ворон. Этому дракону было очень много веков от роду, и он успел за свою длинную жизнь набраться опыта во многих вещах. Он имел шкуру зелёного цвета с очень прочными роговыми чешуйками, которые были прочнее любого самого крепкого щита и не раз защищали Ворона от топоров, стрел и копий орков, которые неоднократно охотились за непомерными сокровищами, залегавшими в глубокой пещере дракона. Чего только в сокровищах этих не было. И цепи в палец толщиной, бриллиантовые зеркальца, очень много злотых корон, украшенных драгоценными камнями, из которых были искусно и очень тонко изготовлены тритоны и ящерицы, украшавшие эти предметы, так же то тут, то там было раскидано множество серебряных и золотых монет. В этих сокровищницах находилось несметное количество оружия и доспехов, начиная от самых простых стальных моделей и заканчивая самым прочнейшим сплавом, стали и мифрила, который зовётся мифрист. Из мифриста делались самые прочные доспехи, а оружие из него можно было заточить до такой степени, что лезвие перерубало конский волос на лету.
– Близ, обожди меня чуток! – вскричал Лайгонз, ковыляя за толстобоким гномом. Подожди, постой, обожди чуток меня!
– Хорошо, Лайгонз, я пока голубичку пособираю, а то что-то на меня голод напал… Я вроде, недавно откушал и всё равно ещё хочу, желудок, словно пустой стал у меня, подобно бездонной орочьей утробе… – пробурчал Близ остановившись на маленькой лужайке, полной голубых глазок. Не спеши, дружище, ты ведь растянулся очень сильно, наступив ненароком в лужу, которая замаскировалась под осенней листвой!
Лайгонз действительно ковылял, влача правую ногу за своим телом. Но этот молодой и коренастый гном, утопающий в тунике из атласа синего цвета, был полон положительных эмоций. Он знал, что когда они попадут в Воронью Скалу, они узнают этот секрет. Правду ли говорят о Вороньей Скале, что там очень много сокровищ? На правом колене Лайгонза красовалось тёмно-коричневое грязное пятно, оставшееся после его падения, из-за которого его побратим ушёл вперёд. На ногах гнома были надеты светло-серые штаны, выполненные из довольно грубой ткани, напоминавшей мешковину.
Через некоторое время отряд из двух добродушных и славных своими деяниями гномов был готов к продолжению своего похода, но Близ собирал ягодку с таким непередаваемым азартом, что его друг поначалу просто побоялся его окликнуть и продолжить начатый путь к Вороньей Скале. Но Лайгонз понял, что надо остановить друга, а то может произойти то, что он наестся и откажется продолжать путь, до того момента, пока в животе у него ягода не переварится. А этого пришлось бы очень долго ожидать.
– Близ, давай продолжать свою начатую дорогу будем! А то ведь ягодки они-то хоть и вкусные, и сладкие, но до добра не доведут тебя, а вместе с тобой и меня тоже… Чем быстрее попадём к Ворону в логово, тем и спокойнее нам будет!
Тут Близ, явно нехотя, поднял свою кругленькую тушку над ковром из растений голубики и лишайника, и ругаясь в душе на своего напарника, который не захотел отведать столь вкусной и сладчайшей ягодки, отправился вперёд за хромающим гномом к Вороньей Скале. На этой самой полянке, где гном откушивал спелую ягодку, было исключительно сыро, и воздух здесь витал исключительно наполненный испарениями воды. Иногда на данной сырой полянке, наполненной испарениями, перехватывало дыхание от испарений исходящих от земли.
– Лайгонз, куда ты так побежал? Пособирал бы голубичку вместе со своим старым и верным другом, восстановил бы свои потраченные на дорогу силы! И позже дальше бы с тобой отправились, – недоумевающее возмущаясь данной ситуацией тараторил кругляшек Близ.
Лайгонз решил, причём неожиданно для самого себя, сэкономить свои силы и не тратить их на пустой ответ на не менее пустой вопрос. А то ведь надо будет пробраться в пещеру Ворона незамеченными им, что требовало исключительного мастерства и умения. А как это сделать, гному оставалось только гадать. Приходилось надеяться только на удачу – размышлял молодой гном. И вдруг он опять полетел на влажную землю, будто бы ему поставили подножку. Но никого рядом видно не было, кроме Близа, плетущегося позади. Что же такое, опять падение! – недоумевающее и начиная выходить из себя, выпалил Лайгонз, – почему сегодня мне так уж не везёт, будто Виннар простирает свои неблагочестивые руки в мою сторону.
По краям данной тропинки росло великое множество целебных цветов и трав, начиная от чернобыльника и заканчивая побегами зверобоя, похожими на желтеющие аккуратные звёздочки, горящие в сумеречном небе. И тут же Лайгонза осенила очередная идея. Ведь, если смешать чернобыльника ростки вместе с календулой, да ещё прибавить цвет зверобоя, можно получить снадобье невидимости. Дело оставалось лишь за малым, нужно было отыскать где-то ступку с пестиком алхимика для приготовления зелья. Вот ведь, не додумались мы, простофили сволочные! – ругался Лайгонз на себя и своего друга. Он сейчас находился в таком состоянии, будто был он не он. Обычно Лайгонз умел сохранять всегда спокойствие и умиротворённость, а тут он начал вдруг ругаться не понятно почему.
– Смотреть надо под свои ноги, дружище гном! – раздался голос, который исходил позади доброго Лайгонза. Лайгонза очень заинтересовал сей протяжный и веселый, добродушный голос исходящий почти от земли, на которой он оказался.
Лайгонз навернувшийся уже во второй раз, позабыв мгновенно о всём, вместо ругани, очень заинтересовался этим неожиданным своим падением. У гномов было в моде постоянно выказывать своё недовольство всевозможными ситуациями, подобным этой, но Лайгонз в этот раз решил сдержать себя в рамках приличия и не матюгаться на чём свет стоит. Будто взрослея духом, он искренне заинтересовался этой ситуацией. Через что он мог упасть, да и ещё это что-то издаёт довольно-таки приличные слова в твой адрес. Да и ещё разбирается в твоей расовой принадлежности, что могло подтвердить его догадки о приличном происхождении владельца этого столь благозвучного голоса. Скорее всего, этот невидимый путник выпил зелье невидимости, о котором размышлял Лайгонз, до очередного своего падения, когда увидел многообразие растущих трав и кустарников в этих местах, пригодных для алхимической практики.
Ты кто? – не растерявшись, вопросил гном, представляющий перед собой огромную махину-титана или на худой конец атлета с огромными ногами и играющего на солнышке своими огромными мышцами.
Я Тутрикс Тукс, – весело и беззаботно ответило небольшое облачко, которое стало проявляться, когда Лайгонз начал всматриваться в него. Вот уже он мог различить красивую с огромными полями шляпу багряно-тёмного, почти коричневого цвета. Роста это причудливое создание было такого же как и он сам, когда он смог увидеть очертания этого персонажа, поднявшись со своих колен. Правда, когда он проявился отчётливее, Лайгонз подметил, что его рост представляется высоким из-за его шляпы. Со временем можно было наблюдать мистера Тукса в полный не очень высокий рост. Лайгонз убедил себя в том, что его половину роста составляет действительно причудливая шляпа. На этой огромной шляпе не хватает только бубенчика иль колокольчика, – весело и непринуждённо заключил в своей голове гном.
Тутрикс был одет в одежду исключительно серых тонов, за исключением своей роскошной шляпы. Эта огромная шляпа была выполнена в форме старинной башни, которые возводились в Мечгарде на протяжении всех веков его существования. Высокая шляпа, направленная в небеса, будто спешащая к Энкилу на секретный совет, вызывала неподдельное восхищение ей. На нём также была надета однотонная рубашка, которая была закреплена возле горла маленькой, отлитой из чистого золота бляшкой-защипкой, на которой красовалась эмблема его клана. Но, к сожалению, эту эмблему не смог разобрать Лайгонз, так как господин Тукс ещё не совсем восстановил свой внешний облик. Некоторые места на нём ещё находились в некоем облачном состоянии. Его штаны были опоясаны серого цвета ремешком, выполненным из верёвки, который был наспех перевязан первым узлом, который, как показалось Лайгонзу, был более прост в вязании своём. Тутрикс очень спешил за необходимыми травками для зелья восстановления утраченных сил. Это зелье было очень необходимо искателям приключений. Вообще Тутрикс Тукс был очень знаменитым алхимиком, но из гномов о нём никто ничего и не слыхивал даже, потому что он обитал вместе со своим немногочисленным народом, который был совсем невысокого роста. Они жили в старых, но не трухлявых пнях, под которыми вырывались очень большие ходы, которые составляли комнаты, и где хранилась вся домашняя утварь. Его не особо высокий народ издревле называл себя хоббитами, которые были славными ворами и замечательными алхимиками. А какие вдохновенно-замечательные вирши выходили из-под хоббитского пера, обладавшие самой высокой читаемостью в их городах. Их произведения, не шли ни в какое сравнение с произведениями гномов, хотя каждому своё! Каждый народ волен выбирать и читать те произведения и авторов, которые ему ближе лежат к душе.
– Смотри, мы тут с тобой не одни! – проговорил Лайгонз только что подоспевшему Близу, – тут хоббиты невидимые под ногами сидят и травы собирают!
– Ну… Так я тебе и поверил… – насторожился Близ, у которого по первому времени не получилось подметить маленького хоббита, который уже не скрывался меж травы, а стоял лицом к лицу перед весёлыми и добродушными гномами.
– Что ж это тогда получается, я значит, ещё не до конца восстановил свою природную видимость! Раз толстяк, меня не заметил? – задавался мучавшими его вопросами Тукс.
Действительно, господин Тукс был очень малого роста. Только лишь благодаря своей башенной шляпе, он доставал, но с особым трудом, подбородка толстопузого друга Лайгонза. Одновременно с его действиями лицо хоббита расплылось в загадочной улыбке и покраснело, словно он вышел из бани. Но, потоптавшись на полянке, окружённой всевозможными высокими травами и прекрасными цветами, гномы и хоббит всё же пришли в своё нормальное и гармоничное состояние. И Близ всё же смог увидеть хоббита, а точнее сие чудо природы.
– О-го-го! Так вот вы какие малявки хоббиты! – с нескрываемым интересом выговорил Близ, разинув рот, увидев коротышку посреди травы. Улыбаясь, и как казалось на солнышке, подмигивая маленькому удальцу. Огромный нос Тукса занимал половину лица, а маленькие, наполненные синевой глазки, густо обросшие ресницами и веками, в сумме с очень аккуратным ртом создавали ощущение какого-то мистического персонажа из многочисленных гномьих и хоббитских небылиц. Которых было написано превеликое множество за всю историю существования мира. Все трактаты, написанные гномами-писцами или хоббитами-писцами, гномами-прозаиками или хоббитами-прозаиками и гномами-поэтами или поэтами хоббитов было очень трудно счесть или хоть как-то упорядочить. Эти старые народы передавали некоторые, самые запоминающиеся басни из поколения в поколение о чародеях, эльфах, троглодитах и быстроногих кентаврах, но, вот, к сожалению, их мало кто мог наблюдать вживую. Лишь только на картинках в книжках сказок и небылиц можно было узреть данных персонажей.
Но мистер Лайгонз и господин Близ удостоились невероятной чести повстречать живого хоббита, который был добро настроен к общению с ними, так как не пятился и не пытался убежать прочь. Ведь до этого события никто из мечгардских гномов не водил дружбы с хоббитами и было очень интересно и весело узнать уклад жизни гномам хоббитов, а хоббиту гномьей. О чём можно было судить хотя бы по одному оживлённому взгляду новоиспечённых друзей, которые с таким нетерпением хотели узнать новостей друг от друга, будто многие века общались и жили в соседних домах. Вообще народ хоббитов и народ гномов был занят своими бытовыми проблемами, и никто не искал знакомства и живого общения одних разумных существ с другими. А вот тут-то как раз и выдалась эта наичудеснейшая встреча.
– Мы в самую меру упитаны… – обиделся, было Тутрикс Тукс, а потом вдруг его будто заставила, какая-то непонятная и приветливая сила проговорить свой вопрос неожиданным товарищам и его выражение лица вновь засияло, словно ясное солнышко. А глубины глаз наполнились искорками восторга, как будто бы у новорождённого хоббитёнка который только что появился на белый свет, – а вы видно очень многовато кушаете и потребляете сверх нормы пенный напиток, зовущийся пивом, раз ваши животики висят подобно мешкам с молодой картошкой. Тутрикса вдруг не с того не с сего охватило желание уколоть невежливых гномов побольнее и посильнее. Но, обратив вовремя внимание на подтянутого Лайгонза он просто сглотнул накопившуюся у него во рту слюну и мгновенно решил больше колкостями на колкости не отвечать! А то ведь так и до драки могло дело дойти. Ведь хоббиты, были хоть и проворны, но численный перевес оставался за народом гномов, которые обычно славились своей силой и умением искусно изготавливать оружие. Тукс уткнулся взглядом в землю, а точнее в огромные корни вырванной недавним ураганом ели и решил немножко помолчать, так сказать дать ситуации разрядиться и разрешиться самой, без его помощи.
Стройный господин Лайгонз быстро уловил смысл сказанных слов Тутрикса Тукса и решил не вступать с ним в перебранку, закончить этот оскорбляющий их народы разговор. Ну не такие уж гномы и толстопузые, а хоббиты – низкорослые… Вот взгляни на меня и ответь мне на вопрос, – сколько бы ты мне дал лет жизни?
– Ну… По-моему… – стал растягивать слова Тукс для осмысленного обдумывания вопроса, – лет двадцать пять! А вот старичку, который идёт с тобой вообще лет так шестьдесят!
– Ой, как же я мог позабыть о рамках приличия! – начал выражать недовольство Лайгонз в свою гномью сторону. Я забыл тебе представиться, моё имя Лайгонз, а фамилия Форн, а моего круглого друга величать Близ!
– Близ Диккенс! – вскричал немыслимо раскрасневшийся гном. Казалось, что от этого он не сможет удержать своё тело на ногах и из его ноздрей пышет пар.
– Оу… Да, я тоже позабыл об рамках приличия, господа Лайгонз Форн и Близ Диккенс. Что же вас привело сюда в этот заповедник? Никак трав захотелось набрать и обучиться искусству алхимии? – будоражащим голосом интересовался юный хоббит-алхимик.
Тукса отличала эта незатейливая особенность, всегда отвечать на поставленный перед ним вопрос, позабыв о своих намерениях и требованиях. Как трактовал сам хоббит своё незатейливое свойство – безоговорочная помощь всем, кто в ней нуждается. Получалось так, что в большинстве случаев, что он готов был, прийти на помощь всем кому она была нужна, не требуя в замену ничего. Поэтому у Тукса было очень мало одежды, провианта и припасов на суровую зиму. Даже из всевозможных алхимических приборов у него имелся один, самый незатейливый и простейший – ступка и пестик алхимика, который был очень лёгок в своём применении, который не составляло труда брать везде с собой. Ведь вдруг в дороге резко упадёт запас сил, иль подхватив чахотку можно было приготовить целебное зелье, прямо на этом месте и, пригубив его ожидать самого положительного результата.
По началу своей алхимической деятельности Тутрикс множество компонентов путал, получая в итоге не совсем правильные и нужные эллексиры. Смешает ножки мухоморов, с чешуйчатыми побегами злаков получая в итоге эллексирную белиберду, от которой начинает пучить живот и очень долго, и мучительно собираются в кишечнике газы, которые в свою очередь очень быстро и зловонно выходят из бренного тела. А иногда получалось так, что, приготовив отвар в ступке, и разлив его по колбочкам он менял свой цвет со светло-зелёного цвета на цвет тёмно-синий. И вот тут уже сразу и не задумываясь Тутрикс Тукс брал эти колбочки со своим варевом и выливал в строго отведенном для этих целей месте, в котором даже трава вся скрючилась и пожухла по первому времени, а потом её и вовсе унесло порывами ветра. А унесло её как раз к скале Ворона, ибо всё самое не хорошее было рядом с ней или внутри. Поэтому данного дракона по имени Ворон так нигде и не любили и не жаловали.
– Чуть-чуть не верно, вы говорите, – состряпал Близ трагическую мину лица, – мы пришли сюда, в это самое место к горе…
– Ой, да, совсем чуть не забыл вам рассказать о нашем с другом походе! – живо встрепенулся вдруг Лайгонз, словно почуяв, что Близ готов рассказать совершенно не знакомому, но до боли приветливому хоббиту о причине своего похода в эти самые края. Ведь инициатором сего действа выступал сам Лайгонз и значит, ему нужно как-то выпутываться из этой ситуации: или рассказать маленькому хоббиту о целях визита, или промолчать о своём походе, – мы вот пришли сюда совершенно не случайно… – начал свой рассказ Лайгонз, но его тут же перебил друг гном.
– Мы пришли сюда и готовы забраться в логово Вороньей Скалы! – неустанно затараторил Близ, но тут же сглотнув свою слюну, успокоился и перевёл свой дух после каменного взгляда Лайгонза упавшего на него словно большущая наковальня из рудников.
– Кхм… Кхм… Кхм… Так вот, мы пришли сюда с целью… – сделав невинное выражение лица и продолжая свои мысли, проговорил напарник Близа в походе к Вороньей Скале. До Мечгарда дошёл слух, будто в Вороньей Скале лежит много-много всевозможных сокровищ и самого острейшего оружия выкованного много веков назад! И так вот мы с моим другом решили проверить эти слухи – положив руку на плечо Близа, ответствовал Лайгонз. На щеках Близа выпал лёгкий румянец искреннего смущения. Близ казалось уже совсем утратил способность к искренним чувствам на старости лет, но всё вышло с точностью до наоборот. Эта картина получилась бесподобной и совершенно невероятной, потому что Близа было очень трудно и почти невозможно довести до такого состояния – полного смущения, ведь он казалось, совсем потерял чувство стыда и смущения с течением времени. Казалось порой, что гномы способны лишь на частые перебранки в трактирах за кружками своего излюбленного хмельного напитка. Самым любимым напитком гномов был эль. Но они были не прочь промочить свой рот бодрящим и холодненьким пивком. Самой излюбленной закуской к этим напиткам были свежее сваренные раки. Как аппетитно выглядит красный с длинными усиками варёный рак, возлежащий на светло-зелёном, порой с белыми прогалинами листочке салата, а с боку лежит небольшая горка солёной чёрной икры. Эта закуска была выбрана и очень востребована гномами для многих видов напитков, но чаще всего это была кружка эля или холодного пива. Казалось бы, что рака только что выловили из холодного и спокойного пресного пруда, который своими усиками напоминал пару длинных пик или иногда представлялось, что это красное животное готово смело убежать из твоей тарелки. Сей вывод, можно было сделать по живым и горящим звёздным светом чёрным глазам.
– Но, к сожалению, мы не взяли с собой целебных зелий невидимости… – растерянно и удручённо проговорил Лайгонз, потупив свой взгляд.
Но Тутрикс смело ответствовал:
– Ну, что же вы так, неподумавши-то… – разводя руками, мистер Тукс заключил, – но как раз для вас у меня есть две колбочки зелья старого урожая! А вот вам бы надо было сразу заготовить зелья, как только пришла идея посетить Воронью Скалу. Ведь Ворон усиленно охраняет свои сокровища, и не позволит кому-то растаскивать их… Я с радостью, дам вам эти зелья, которые позволят вам раствориться в воздухе на некоторое время, а потом снова вернуться в своё обыкновенное состояние. Немного подумав, он продолжил, – не стоит благодарности! Вы мне лучше в качестве неё, расскажите лучше о том, как у вас в Мечгарде дела обстоят?
Лайгонз неописуемо обрадовался этой благой новости, что будто бы проглотил свой язык и был не способен произнести ни слова, передавая Близу право рассказа.
– Да у нас в Мечгарде жизнь проходит не очень быстро и мимолётно… Рядом с городишком находятся два богатых рыбкой пруда в которых можно лицезреть блестящие спинки и столь же блестящие брюшки рыб… У нас из-за этого очень процветает дело рыболовства и есть очень много любителей порыбачить, как мужского, так и женского населения. А вот совсем недавно, всего неделю назад до Мечгарда дошёл слух, будто бы в Вороньей Скале очень много сокровищ. И вот мы с моим другом по имени Лайгонз, решили проверить эти слухи, и если они правдивы, то несметно разбогатеть! – он взглянул на своего друга при этих словах, которого до сих пор не отпустил дар онемения, и тот закивал ему в ответ.
– Это верно! У Ворона столько несметных сверкающих внутренней убранностью сокровищ, что верно можно возвести новый Мечгард вместе с нашим Хроманском! Наше небольшое село названо так в честь Меррика, который был хром на две свои ноги. И вот я с теперича являюсь самым законным хроманским хоббитом! Да, да, и ещё раз да! Не удивляйтесь, ради Энкила всевышнего! А то у вас лица очень исказились в вопросительных и ничего не понимающих гримасах. Мы уже так привыкли к этому незатейливому названию, что мы спим и видим вывески на больших магазинах и не менее больших барах, питейных, и что самое главное, на всех входах и выходах в посёлок красуются зелёно-синие красивые резные буквы, которыми причудливо выведено название селения. Они так контрастируют с чёрным фоном своей подложки, что порой, кажется, как будто ты попадаешь в некую волшебную сказку… А вообще, мы хоббиты очень работящий народ! И все эти слухи будто мы отличные воришки, они-то хоть и выдуманы по большей части, но верны в некотором роде, и к нашему хроманскому хоббиту они имеют совсем мало отношения – немножко раскрасневшись, выговорил Тукс с огромной скоростью, что сам удивился своим способностям.
– Великолепно! Просто великолепный рассказ! У вас все хоббиты так красноречивы? – вопрошал Близ. Ну, а название-то ваше, откуда такое вот вышло?
– Ага! Так я ж сказал о том, что Меррик был хром… – откланялся маленький хоббит, – а из-за чего, никто уж и не ведает, сколько времени ушло с тех пор! Вот откуда и Хроманск взялся, – искренне и с улыбкой проговорил Тутрикс Тукс. Этот самый Меррик был, самым что ни на есть великим алхимиком. Данное искусство алхимии обретало свою силу в рядах быстро понимающих её и обучающихся хоббитов, таким вот образом и меня привлекли, в сей увлекательный процесс. Теперь я уже могу приготовить зелье из нескольких компонентов, как раньше их требовалось гораздо больше, нежели сейчас. А вот недавно мне пришло на ум одно очень весёлое зелье, которое я умудрился сварить в тот же самый вечер. Спросите меня о составе и действии этого зелья? Так вот, про состав я вам скажу немногое… Туда входят листья багульника равнинного и бересклет, а ещё одно растение входящее в состав я вам раскрыть не смогу. Не так-то легко мне далось сие великое искусство алхимии, и рецепт этот пришёл ко мне через многие лета, – нервно заважничал коротышка. Действие его таково – когда это очень приятное и сладчайшее зелье испивает дама иль мужчина, то их начинает клонить в сладкий сон, будто после рюмашки другой дубовой настойки. А вот когда они уже проспятся, вот тут-то как раз и начинается самое интересное… Первое живое существо противоположного пола они, то есть те кто употребил зелье, как увидят, так и влюбляются в него по уши, и ничего уже им не надобно, кроме любимого своего избранника. С одной стороны это зелье имеет положительный эффект – в мире нашем с вами множиться любовь, а вот с другой отрицательный – я не смог учесть его действия на так называемую «вторую половинку» любви. Может произойти так, что влюбившийся по свои уши индивид будет, отвергнут его второй половинкой! Вот что я упустил из виду… Так вот это… Эгоистическое зелье получилось у меня… Но я разработаю в скорости такой эликсир, что при его употреблении всё будет как в сказке, все будут счастливы и рады! – улыбаясь завершил своё повествование Тукс. И переминаясь с ноги на ногу, стал ожидать приветливых слов или обвинений в свою сторону.
– Угу, а по-моему это просто прекрасно любить кого-то! – обрадовался гном по имени Близ.
– Да, это хорошо, я согласен с тобой Близ! Но вот ты сам подумай же, не совсем получается хорошая картина… Если один любит, а другой нет! И мало ещё того, он ещё не подпускает к себе на близкое расстояние, будто бы завуализирован на отчуждение какое-то! – пояснил Лайгонз, увидев суть проблемы этого зелья, как показалось ему.
– Лайгонз, о чём ты говоришь? Любовь – это высшее чувство, на которое способен живой мыслящий организм. Ведь на этом и строится вся жизнь, без любви нет ничего…
– Близ, дубина ты стоеросовая… – начал выходить из себя, но мгновенно осознав, что так проблемы решаются, лишь у безмозглых и не думающих животных Лайгонз решил намного притормозить свой пыл. Любовь – безусловно, это прекрасно! Но бывает ведь безответная любовь… – нотка безвыходности и уныния проскочила в речи и отразилась на лице Лайгонза, будто он бывал не раз в таких сложных ситуациях. Ведь ты-то любишь, а тебя-то не любят или наоборот… Правильно я понял твою проблему – обращаясь к господину Туксу, закончил свою речь господин Лайгонз.
– Да, Лайгонз, ты мою проблему понял и оценил правильно! Я вот сейчас как раз работаю над ней и, к сожалению, пока не вижу выхода из неё… – развёл, свои огромные руки в стороны алхимик с тягой к помощи у себя в сердце. Но вот пока я не могу подобрать нужных компонентов для очередного любовного зелья…Правильного и не насилующего живой организм страстной тягой к противоположному полу.
– Ну что же, удачи тебе в твоих опытах! Прославляй бессменное имя алхимии среди тех существ, которым твоё зелье поможет, и позволь нам откланяться тебе, нас ждут не менее приятные и неожиданные приключения впереди! – позабыв о своей просьбе невидимого эликсира, проговорил веселеющий на глазах гном.
– Хорошо, мои славные попутчики, всего вам счастливого на вашем нелёгком пути! – поклонился хоббит, но, одновременно вспоминая о гномьей просьбе эликсиров, полез в свой мешок для травок, выполненный из наипрочнейшей чёрной ткани с пурпурными вкраплениями, проштопанной нитками из серебра, в тончайшей эльфийской манере. Этот славный мешочек маленький и весёлый хоббит отыскал на солнечной полянке, под раскидистым деревом, в его прохладной тени. Под развесистым каштаном на берегу очень маленького озера в один прекрасный и тёплый день, Тутрикс увидел сей грязный и пустейший мешок, который был весь в пыли и с огромными кусками грязи, которые оставались в суме, после проливных дождей и града. Вот ведь мне свезло, так свезло, – вспоминал хоббит, доставая из мешка целебный напиток невидимости и передавая его встреченным неожиданно гномам.
– Ой, спасибо, мистер Тукс, а то я и позабыл о своей просьбе к вам, – говорил Близ, беря небольшие пузырьки из огромных, словно древние корни деревьев, рук хоббита. При одном только взгляде на сии великаньи ручища гном сглотнул комок, появившийся в пересохшем горле. Близ, так испугался, словно малое трёхлетнее дитя, этих огромных и внушающих непонятный трепет лап, что на время потерял способность внятно произносить какие-либо слова. Как только крохотные, но столь необходимые пузырьки оказались в его руках, он с чрезвычайно жадным и проворным видом запрятал их к себе в бардачок, висевший у него на поясе и поспешно начал прощаться с карликом с гигантскими ручищами, – прощайте, прощайте, мистер Тукс. Было очень приятно повстречать вас в этом прекрасном осеннем лесу!
Во время сей процедуры прощания, Близ смотрел очень пристально прямо в глаза Тутрикса, которые казались синими бескрайними океанами, будто бы пытаясь уличить его в каком-нибудь ужасном злодеянии. А веселевший и никогда не унывающий по пустякам хоббит, будто светился весь изнутри, какой-то неземной энергией. Вот эта самая энергия непонятного происхождения и сопровождала его всегда по жизни, помогая ему находить выход из сложных и, казалось бы, подчас неразрешимых проблем.
Лист, слетевший в это время с мечгардского бука, описал в воздухе тройное сальто и упал на голову Лайгонза, после чего он с небольшим трудом, но пришёл в себя и вышел из своеобразного оцепенения. Посмотрев в след, шагающему хоббиту он мгновенно вспомнил о своей неутолённой просьбе. Как же я мог так растеряться и не попросить зелья? – корил себя в своей душе Лайгонз. И он тут же сделал рывок в сторону бойко шагающего хоббита, как Близ остановил его рукой и успокоил:
– Лайгонз, а хоббиты совсем и нечего даже… Нашу с тобою просьбу он исполнил, можешь за ним не бежать! И заветные зелья лежат теперь в моём бардачке на поясе у меня! Господин Тутрикс очень живо и приятно отозвался о нас, и теперь я думаю, он всем расскажет о народе гномов, и о нас у себя в Хроманске. А они уже в свою очередь будут чтить искателей приключений, из числа гномов, в наших с тобой лицах – стройного Лайгонза и толстого Близа! – говорил гном, показывая на дорожную сумочку-бардачок из драконьей кожи, висевшую у него на штанах, в которой находились пара очень необходимых искателям приключений пузырьков.
– Вот и хорошо, Близ. А то я находился в последнее время в каком-то странном оцепенении… Отлично, что господин славный хоббит исполнил нашу просьбу! А то ведь мне не до неё было! Я же находился в какой-то стране грёз: то ли в кошмарном и невыразимо мрачном подземелье, то ли в ярком и невыразимо приятном мире, где все желания имеют своё исполнение... И я считаю, что это его рук дело! Получается, что он не только славится мастерством алхимии, но и горазд в магии, раз сумел запорошить мне глаза и уйти незамеченным! Что того хуже… – с растерянным и взбаламученным выражением лица проговорил Лайгонз.
Некая искорка невежества пробежала по лицу Близа, исказив его в ужасной гримасе. Как же это так? Ведь хоббит оказался добропорядочным интеллектуалом, а тут его обзывают магом и кудесником. Но ничего не оставалось делать двум коренастым гномам, как отправляться к логову сокровищ под названием Воронья Скала. Ведь все, что было нужно, теперь было в наличии. Пузырьки с отваром для невидимости, чтоб дракон их не заметил, быстрые ноги, храбрость, чувство доблести и отваги – из набора этих качеств, по мнению гномов, должен был состоять настоящий и славный искатель приключений.
И гномы весело и неунывающе, затрусили по пологой тропинке к Вороньей Скале, мимо незабываемых и красиво украшенных осенней порой, деревьев, росших рядом с путем, по которому они направлялись к сокровищам. Седые нити паутины летали по ветру, поблёскивая на ярком солнышке. Деревья, мерно покачиваясь, издавали своеобразный скрежет, от чего становилось немножко не по себе. Казалось, что ты находишься не в осеннем лесу, а пребываешь в темнице, где раздаётся скрежет железных ржавых дверей. Ощущение таинственного и волшебного леса, в это же время, никак не хотело покидать Лайгонза, вместе с Близом. Пожелтевшая, а порой разукрашенная багряными красками листва, сыпалась с исполинских великанов, которые, казалось бы, причудливо танцуют для охотников за сокровищами.
Проходя невысокие ели, придававшие пикантность данному месту, наши друзья оказались на небольшой лужайке, которая пестрила своей зеленоватостью, средь осеннего леса. Вдали раздался ужасный и заунывный вой, от которого по спинам гномов пробежали мурашки.
– Лайгонз, а может бросим эту затею, пока ещё живы… – выговорил Близ с лицом ужасной муки. Уж очень не хочется быть растерзанным этим драконом, как там его… Ворон! Вспомнил я всё-таки его имя на старости своих лет.
– Близ перестань пороть чепуху! – отвечал уверенный гном, которому, казалось бы, известно все, что будет далеко впереди на их отважном пути.
Посмотрев вперёд гномы, увидали в первую очередь заветный и довольно таки большой отвесный вход в недра пещеры, а по правую сторону от неё высокая лесная нимфа, покрытая сплошь колючками и веточками с листьями, тренировала своего буро-чёрного медведя. Она выполняла тренировку своего зверя столь умело и ответственно, что у Близа закрались сомнения в их походе за сокровищами, и он стал умолять Лайгонза повернуть обратно в Мечгард. Лайгонз нисколько не удивился увиденному, потому как знал эту хорошую особенность лесных нимф – тренировки своих лесных друзей, для того, если с ними приключится какая либо беда, то их подопечный зверь смог вызволить их из этой неприятной ситуации. Лицо нимфы выглядело чудесно, и она находилась в полном расположении своего духа. Глубоко посаженные карие глаза сияли мужественностью, а серые волосы с голубоватым оттенком были так красивы среди осеннего пейзажа, что было очень трудно не остановиться и не взирать на девушку. Волосы были подобны бурной и игривой горной речке, которая протекает в раскалённой пустыне, охлаждая её пыл. У неё была превосходная и нежная кожа, благоухающая неизменной чистотой. Казалось, что она будто светиться изнутри, благодаря своей нерастраченной энергии, которая использовалась в тренировке своего верного зверя. Лицо и шея казались неестественными и сказочными, они извергали из себя неимоверную красоту, по этой причине было трудно оторвать свой пристальный взгляд. Её шикарная грудь упруго колыхалась над лиственным одеянием, что производило ощущение лесной эротики, когда она так рьяно и с упорством отдавала поручения своему лесному и верному другу. А её попа и бёдрышки очень быстро раскачивались во время этого действа и вот тут уже Близ и Лайгонз были точно околдованы красотой её тела, но всё же толстопуз Близ опомнился во время, пока не увлекло его ощущение женской близости в своё царство. И он смело отвлёк Лайгонза, который как маленький мальчик любовался местными красотами, в лице божественных нимф, и они продолжили свой начатый, но не завершенный путь к входу ущелья Вороньей Скалы.
Неширокая тропка вела в тёмный мир вороньего дома. На входе располагалось большое количество сталактитов и сталагмитов, через которые нужно было перелезть, для того, чтобы оказаться внутри пещеры. Они были образованны из какого-то странного вещества изумрудно-серого цвета. Лайгонз вместе с Близом испили целебные невидимые напитки, щедро выделенные им хоббитом алхимиком. И убедившись в том, что они не могут видеть друг дружку, они отправились далее в мрачный и унылый коридор. Близ вместе с Лайгонзом так перепугались, как только услышали храп древнего и страшного зверя, что Близом опять овладело желание убежать отсюда прочь. Но он вдруг переборол своего труса внутри себя и решил, во что бы то не стало помочь своему кровному другу и преодолеть вместе с ним данную пещеру, пусть даже они встретят здесь свою смерть. Чувство единства овладело старым гномом, и он продолжал начатую далеко отсюда дорогу с хорошими мыслями и всё возрастающей уверенностью в хорошем исходе похода. По бокам, сидели тёмно-синие мохначи, которые уже привыкли к неистовому рёву и храпу дракона и просто тихо и мирно спали в своих свитых на стенах гнёздышках. Этот вид летучей мыши был славен не своим вампиризмом, а тем, что при виде живых существ они кидаются к ним на шею, но не сосут кровь, а жалят свою жертву маленьким, но очень острым жалом. На этом жале находится огромная доза смертельной отравы, которая, попадая в кровь живого существа, приводит к его неминуемой смерти. Живое существо умирало через сутки, а в редких случаях через двое. Эффект от жала этих летучих мышей всегда был один и тот же. От данного несущего смерть всем в округе живым существам, погибали сотни оленей, медведей, антилоп, тигров, и в том же числе гномов и хоббитов, которые осмеливались прийти в их владения, где их ожидала реальная смерть. Лишь некоторые маги из числа гномов или хоббитов, могли вылечить погибающий организм от этого яда. Тропа под ногами гномов неумолимо набирала высоту. Вперёд не было видно ни зги… По сторонам такая же картина, а посмотрев назад за себя гномы поняли, что они оказались в царстве мрака и лишь можно было ориентироваться на драконий храп, который в своём итоге должен вывести их к самому Ворону, охраняющему свои несметные сокровища. Теперь уже Близ вместе с Лайгонзом твёрдо верили в скорую победу и они решили во что бы то ни стало преодолеть и победить этот мрак и зловещее рычание зверя.
– Не время паниковать, дружище Близ, – таинственным шепотом произнёс Лайгонз, ковыляющему впереди гному.
– А я и не паникую! – во весь свой лужёный голос отозвался Близ, зная что друг не видит его, а лишь может по голосу определить его местоположение. После таких громких речей драконий храп сразу унялся. Ворон будто почуял что-то недоброе, – пронеслось в головах гномов и Близ осознал, что это произошло из-за его шумного выговора. Дракон снова начал своё бдение за своим сокровищем. Раздался сокрушительный рёв и со стен и потолка пещеры начала осыпаться каменная пыль, от чего Лайгонзу захотелось очень чихнуть. Но он знал, что нельзя давать дракону знать, что кто-то есть в пещере кроме него. Всеми своими силами он сдержал свой чих.
Но Ворон уже учуял сладкий запах плоти гномов, из-за нападений на Мечгард. Во время которых его цель была – запугивание бедных гномов и повсеместный разбой. А вот теперь и сами гномы пожаловали ко мне на угощение – размышлял дракон, предчувствуя обильное угощение, устало, открыв свои чёрно-смоляные глаза, подобные самой чёрной бездне, образованной Виннаром. В пещерных хоромах, где возлегал дракон, было светло словно днём, от всевозможного злата и драгоценностей, в которых утопало это место и старое животное. За его спиной и огромными крыльями сверкали мечи, копья, отполированные многими годами щиты, и много было разнообразных царских регалий, среди которых особо выделялись нагрудные цепи с огромными драгоценными каменьями, скипетры и державы, выполненные из чистейшего золота, с памятными драгоценными каменьями, так же присутствовали всевозможные подушки с прекрасными одеялами, висевшими повсеместно. Летучие мыши, словно учуяв движение их старого хозяина, встрепенулись на своих законных местах и некоторые, замахав своими крылышками, стали перелетать ближе к выходу из пещеры, ловя всё большие воздушные потоки. В этих тёмных проходах становилось всё труднее дышать из-за угара, который издавал сам Ворон. Этот мерзкий и свирепый запах было трудно вынести, но, хоть гномам было очень трудно дышать, они не сдавались этому царству мрака, находящемуся в угаре исходящем от Ворона. Они периодически подбадривали друг друга, ведь так было легче пройти этот, казалось бы, бесконечный путь.
– Лайгонз, вот ведь зелье-то, какое сильное, что я сам себя не вижу! А уже и про тебя я и думать позабыл, – посмеиваясь, пробираясь по плоским камням шептал Близ своему пещерному сотоварищу.
– Ага, вот ведь искусный мастер-алхимик нам попался на пути сюда, через которого я опять таки навернулся, но у меня, кстати, все ощущения плохие как рукой сняло! А я ещё мог о нём плохо подумать, как же меня угораздило-то? – возбуждённо шептал гном Лайгонз, пробираясь в темноте, где не было видно ничего, кроме чёрного мрака охватывающего Воронью Скалу. И я вообще полагаю, что он из числа великих целителей будет! Ведь он нам не с того, не с сего подарил прекрасное настроение и волшебное зелье!
Во взорах гномов показался просвет, среди каменной тьмы, который свидетельствовал о правдивости слухов вместе со старинными поверьями о несметных сокровищах Вороньей Скалы. И вот только проблема была в Вороне, который неустанно охраняет свой клад. Но наши гномы не стали унывать по этому поводу, ведь их было нельзя увидеть сейчас и этот эффект зелья продержится до того как они покинут пещеру с набитыми сумками сокровищ. Внезапно над головами гномов прорывая пары воздуха, пролетел чешуйчатый драконий хвост, который заканчивался многочисленными роговыми пиками, которые могли бы с лёгкостью пройти сквозь тело, не почуяв и малейшего сопротивления. Но гномы уже набрались терпения, выносливости, смелости и были готовы ко всем неожиданным поворотам судьбы. Гигантский Ворон, учуявший присутствие гномов был готов к охране своего сокровища даже ценой собственной жизни!
Объёмы данного змея, который выбрался из огненной геенны, на нашу планету поражали просто наповал. Огромная голова с такими же огромными ноздрями, из которых периодически валил дым, словно из печки. Большая пасть с острейшими клыками, торчащими в строго определённом порядке, что придавало Ворону право, считаться привлекательным и безобидным животным с одной стороны и смело исполняющим свои карающие желания и побуждения – с другой. Глаза были средних размеров, расположенные по бокам головы, будто чёрные пуговицы, осматривающие просторы своей законной пещеры. Драконья чешуя, напоминавшая камень, порой могла скрыть Ворона в своей пещере, но, обнажая свои белейшие, подобно лезвиям бритвы клыки это было сделать исключительно сложно. Высовывая свой пышущий огненно-красный язык Ворон, был подобен собаке, которая является охранителем своего клада. Да и вообще, попробуй только притронься к этим вороновским драгоценностям, выдержав его бурлящий и убивающий тебя взгляд наповал, подобный взгляду чёрных маленьких глазок ворона на раздолье, как тут же тебя обдаст пламя, изрыгаемое этим порождением геенны. Или прихлопнет его и без того не малая лапа с большущими когтями, которые уже сохранялись на протяжении нескольких сотен веков от его появления на этот свет. Роговые отложения в виде когтей на могучих лапах были, казалось бы, так красиво отваяны, каким-то скульптором или художником. Весь дракон представлял собой могучего сторожа несметных сокровищ, которыми обладает только он один. Не было таких безумных счастливчиков, которые, рискуя своей жизнью, хотели завладеть, хотя бы частью этого богатства.
И в этот самый момент Близ, стоявший впереди своего друга Лайгонза, мигом кинулся к сверкающим кучам драгоценностей, что находились ближе всего ко входу. Здесь имелся только единственный штрих, который был не свойственен темницам с многочисленными ходами и выходами, здесь не было дверей, изваянных из стали или железа
В этой кучке, которая казалось всё больше от неудержимых мыслей гнома, лежало полно всего: всевозможные царские регалии, дорогие и резные оружия искусной работы, всякие доспехи, которые переливались во мраке подземелья. Начиная от простых сундуков, испещренных надписями на разнообразном и очень красивом языке древнего народа эльфов, мечей, игриво блестящих в сверкании остального добра с инкрустированными бериллами в свои чёрные ручки, ножен для этих же мечей, доспехов и всевозможных туник, деланных в незапамятные времена, начиная от тёмно-зелёного цвета и заканчивая перламутрово-синими цветами. Да что одежда и доспехи… В этой огромной наспех набросанной куче добра было столько, что Близ оторопел, в хорошем смысле слова. Будто бы проглотив свой язык, он начал хватать воздух своими руками, которые тянулись к сокровищам. Но он в скорости опомнился и вонзил свой неумолимый взгляд в зелёные стеклянные стрелы, которые являлись лишь малой частью, составляющей всю огромную кучу добра. Да, что, собственно говоря, стрелы… Глаза Близа загорелись алчным огнём. Вокруг лежало море награбленных и разворованных Вороном украшений, ювелирных изделий, посохи, скипетры, державы и другие царские причиндалы, выполненные полностью из золота с применением платины в некоторых местах. Большинство из них были украшены бриллиантами, топазами и алмазами. А некоторые были без драгоценных камней, но выполнены с тончайшим мастерством, где использовалось переплетение тончайших полосок металла, а где на кольца были нанесены безупречные капельки, которые переливались, при взгляде на них, будто заманивали в свои сети. От этого обстоятельства Близу захотелось напялить на себя все царские регалии. На каждый палец нацепить красивейшее кольцо с огромным драгоценным камнем. Улыбка, быстро пробежавшая по его лицу, мгновенно сменилась завистливой ухмылкой, благо он был, не видим, и этого не мог видеть никто, что придавало ситуации свою дольку безумства. Его добропорядочный друг – Лайгонз, был против безмерной наживы и пустого довольствования богатствами Вороньей Скалы, он хотел только проверить правдивость слухов о скале. Но оставаться без сокровищ действительно он не хотел, только взять не много добра, чтоб хватило на предстоящую жизнь. Лайгонз просто был слишком воспитан своими строгими родителями, которые научили его, в своё время, проявлять чувство меры во всём и на все времена. Этот урок, который был с одной стороны хорошим и правильным, Лайгонз запомнил навсегда, а с другой стороны он был излишним, ведь драконы не умеют пользоваться сокровищами. А дело было так: Лайгонз был совсем молодой двенадцатилетний гном, как его отец попросил накормить парасей. Он им дал корма в самую меру, но после чего он заметил, что они просят ещё, и дал им в два раза больше парасячьего корма. Они после этого так растолстели, что аж бедные захворали от этого. Когда Лайгонз увидел, что параси не способны даже носить свои упитанные тела, на лапках, то очень был недоволен данной ситуацией и начал себя корить за это. Параси попадали с набитыми до отвала желудками и даже притихли, перестав издавать свой, свойственный для них визг. Тут Лайгонз очень испугался за них, ведь параси были тем, чем они питались, а если они помрут, то им придётся всей семьёй искать пропитания. Когда это увидел строгий отец, то он наказал сына ссылкой на долгое время в лес, чтоб он искал для себя пропитание и устраивал свою жизнь, как хочет. Нужно знать меру! – говорил строгий отец, отправляя его в лес. И вот с тех давних пор, Лайгонз чтит и уважает закон меры во всём. А бездумное нахальство в пользовании чем-либо он просто не мог терпеть.
А этим временем Близ примерял кольцо на левый мизинец, пользуясь, как полагал он своей невидимостью… Но лишь тяжёлый взгляд Ворона упал рядом с ним, как по его позвоночнику пробежал холодок, подобный разряду молнии разящему прямо в цель с силой, которой противостоять не может никто. Оказалось, что дракон способен видеть даже под действием зелья невидимости живые тела, двигающиеся в пределах его владений. Его чёрные глаза, подобно ониксам способны были уловить даже самые малейшие колебания воздуха. Способность к инфравидению дракон обрёл совсем недавно. Она теперь ему была в самый раз для разоблачения невидимых охотников за сокровищами. Воришек вроде толстого Близа и хитроумного Лайгонза, который будто зная всю ситуацию, остался за поворотом.
– Здравствуй, толстяк! – раздался голос, исходящий из ненасытной утробы дракона. Способность к чревовещанию он умудрился приобрести уже давно. А вообще раньше он мог изъясняться при помощи своих мыслей. Его, наполненные мудростью, и пока ещё совсем не злые глаза сверкали, будто от радости.
Близ, а вместе с ним и Лайгонз, стоявший не вдалеке оторопели. Как же так? Он может нас видеть, когда зелье продолжает действовать? – недоумевали гномы, которые не могли видеть друг дружку. Дракон, скорее всего, учуял наш дух, ведь нюх драконий развит лучше собак, – дошло до Близа. А тогда откуда он взял, что я толстяк? – недоумеваючи, вопрошал себя растерянный гном. Охота мерить далее драгоценные кольца, отпала прямо на месте, после слов дракона. Он выронил красивое кольцо, выполненное из золота с огромным бриллиантом, красующимся на кольце. Дух Близа казалось, весь ушёл в самые пятки – с такой силой он был напуган чревовещанием дракона. Точно, наверное, за последние века он так вырос в своих возможностях, что сейчас представляет из себя не только огромное могучее тело, но и огромный дух – раздались мысли в голове Близа, вместе с Лайгонзом.
– Здравствуй, Ворон! – добропорядочно поприветствовал его Близ, душа которого ушла в пятки, от страха, что он мог потерять жизнь в ту же минуту. А как ты можешь нас видеть? Мы же употребили зелья для сокрытия от твоего взора, зелья невидимости! – продолжал гном, по-прежнему находясь в недоумении.
А в это время на Лайгонза напало будоражащее безумие. Он был просто в ярости. Хотелось подбежать к болтливому товарищу и задушить на месте, но, к сожалению, он его не мог видеть в отличие от дракона. Ворон зоркие глазища которого, с нескрываемой жадностью и желанием отомстить взирали на круглого Близа недавно только подбиравшего и с превеликим удовольствием примерявшего очередное кольцо, решил не питаться сразу гномом, а провести беседу с ним. Как же ты завистлив и алчен, толстопуз, – роились мысли в огромной голове Ворона, – от чего, это выпало на твою судьбу? Глаз страшного дракона находился как раз напротив маленького, по сравнению с великаном-зверем, гномом. Как тот, словно чувствуя это каким-то седьмым чувством оторвал свой взор от притягивающих чудесных колец, и неожиданно встретился взглядом с самим Вороном. Близ было очень испугался, видя свой неминуемый конец, но Ворон устало поднял свою морду и застыл, не то с насмешкой, не то с улыбкой. Близу не пришлось долго раздумывать, и он отбежал к стене, пытаясь спрятаться от вездесущего взгляда дракона. Благо он так сумел замаскироваться, что змей не смог различить с первого, неминуемо брошенного взгляда, где тот находится. Дракон, к сожалению, подобрал себе маловатую пещеру, не совсем подходящую ему по размерам. Здесь он не мог встать в полный свой рост, распрямив свои крылья, застыв в позе охранителя своего клада, метая столь грозные и просто убийственные взгляды на тех, кто покушается не сокровище. Зато на стенах красовались руны нормандцев, которые в тишине и мраке пещеры провели много веков. Нормандцы, ища укрытие в горах от непогоды, молний и снега, частых бурь, заселили данную пещеру, найдя её столь пригодной для своего жилья. Но, когда дракон прилетел сюда, ему пришлось отвоёвывать сие подземелье Силой и Пламенем. Люди не хотели так просто сдаваться и вели очень отчаянное, безумное сопротивление. Мириады стрел отразила в своё время драконья чешуя, что придало ей сил и ещё большей брони. Сколько человеческих жизней было изженно пламенем дракона. Вся пещера была просто кратером вулкана. Ничья душа так и не спаслась из неё, и она по праву стала принадлежать Ворону и получила это благозвучное название Воронья Скала. Но, к сожалению, это было очень давно, и об этой битве уже сам дракон вспоминать не любил, а если память напоминала ему, то он старался вспомнить всю эту битву, вплоть до мельчайших подробностей. Это был своеобразный ритуал очищения, приносящий Ворону не очень приятные впечатления о своей невероятной силе.
– У вас все люди стали такие круглые?
– Кто? – взволнованно спросил Вороний гость, в лице Близа.
– Я говорю о двуногих человечках! Людях…
– Таких я не знаю, – разочарованно проговорил гном. Может мой друг знает! – сияющая улыбка появилась на хмуром лице Близа.
Близ сдал Лайгонза Ворону со всеми потрохами. И теперь древний змей знает, что толстяк не единственный его гость. Лайгонз совсем уже, как особа женского пола, раскраснелся. Но всё ж делать было не чего, надо выходить на некую предстоящую словесную дуэль с Вороном. Лайгонз вышел из потаённого своего угла, за которым был очень хорошо укрыт, и его тень легла на пол пещеры в изящном сиянии сокровищ.
Лайгонз сотворил, было грозную физиономию лица, но, осознав мгновенно, что это не окажет никакого воздействия, а лишь усугубит положение гномов, вовремя успел распрямить складки, испещрявшие его лицо и лоб, придававшие ему титановую грозность.
– Здравствуй, Ворон! – поклонившись, начал свою речь Лайгонз, что было очень любезно с гномьей стороны. Скажи мне ещё раз о тех созданиях, о которых ты завёл свою речь? Кто такие эти люди и человеки?
Дракон, казалось, расплылся в мгновенной улыбке, обнажавшей сотни острейших зубов, при виде напарника Близа и изрёк:
– Я говорил о людях, которых пришлось всех сжечь! Пытался я остановить это безумие, но они как одержимые Виннаром метали свои копья со стрелами в меня, надеясь пробить мою шкуру!
Лайгонз не мог, хотя очень пытался остановить себя от находящих на него всё более острых и, как он считал необходимых вопросов, при виде старого и нетленного змея:
– Так это получается, что ты напал на людей, находящихся в пещере? Как ты там утверждал, нормандцы, вроде бы?
– Нет! – грозно и неумолимо отозвалось чудовище, – это они начали осыпать меня градом стрел и неустанно ломать о мою чешую свои копья с мечами! Ну, а что мне оставалось, делать в этом случае? – дракон возмутительно уставился на путников, которые стояли в полной растерянности. А страх, будто бы улетучился восвояси, и бравые гномы вступили в бурную дискуссию с самим порождением зла. Близ постоянно рассматривал свои руки с кольцами. Он не мог оторвать своего взгляда от них, как будто бы у украшений была над ним власть и они подчинили его себе. Близ иногда, когда мог оторвать свой взгляд от дорогих регалий, посматривал на Ворона недобрым и исполненным животности взглядом, будто хотел убежать из горы восвояси с надетыми вразнобой кольцами, позабыв про Лайгонза и свою честь. От этой своей тяги к золоту и всевозможным дорогим украшениям Близ уже неоднократно терпел неудачи, но в этот раз ему казалось, что нечего себя ограничивать, ведь этого добра хватит на всех.
Сейчас дракон находился как раз на той самой дороге, что ведёт к выходу из пещеры. И чтобы пройти незамеченным мимо него, нужно было очень и очень постараться, ведь способность к инфравидению не подводила его. На гномов нашло уныние. Казалось всё не получается и не выходит у них… И как раз эта полоса неудач началась с самого прихода в эту злосчастную пещеру, под названием Воронья Скала. Во-первых, как они полагали, им не получилось скрыться от вездесущих глаз дракона, во-вторых, Лайгонз уже не однократно пожалел о том, что в напарники выбрал мелочного и скупого старого Близа. Ну, а в-третьих, данная пещера вместе с её обитателями была пропитана каким-то странным веществом, будто попадаешь вовсе не в недра земли, а в ад, который раскрывает перед тобой просторы Виннара.
– О, благословенный Энкил! – взмолился Лайгонз, будто позабыв обо всех делах и неприятностях, – ну за что же, нам с моим братом, такая судьба? Помоги же нам, твои покорные слуги нуждаются в твоём совете, наставлении и подсказке в преодолении этого жизненного пути! – раздались неожиданно глубочайшие мысли Лайгонза, которые он не хотел озвучивать.
– При чём здесь мой отец? – возмущённо и с недоумевающим взором воззрился огромный дракон, пышущий паром из ноздрей. Этот голос, казалось бы, исходил из самых недр земли, обращённый в сторону двух маленьких по сравнению со змеем гномов.
Лица гномов исказились мгновенно в гримасах боли, страха и непонимания ситуации.
– Это как так может быть, что ты являешься порождением отца добра и знания – Энкила? Тебе наш верховный бог не может оказывать никаких почестей… Немного подумав, Близ продолжил, – так вот только Виннар может быть твоим отцом, если уж что! А Энкила оставь в покое, он не может быть твоим отцом! – оскалив кривые и покрытые желтизной от количества выпитого алкоголя зубы, Близ встал на защиту своего отца. Лайгонз в это время чуть-чуть не упал ещё раз, утеряв равновесие после этих столь правильных и верных слов, услышанных от Близа. Он и никогда и не думал даже, что гном, прозябающий в забегаловках и харчевнях, может быть так развит духовно.
– А вы мне ещё и не верите, что великий Энкил мой отец? – возмутилось чудовище, выпуская тонкими струйками дым из могучих ноздрей, как бы заигрывая с охотниками до сокровищ. Глаза дракона начали моргать реже, будто веки налились очень тяжёлым металлом.
– Верим, верим тебе, о, порождение Энкила! – обругав в своей душе Близа, продолжал словесную баталию Лайгонз. Заметив, что Ворон прикрыл свои очи очень медленно и тяжело, Лайгонз с озабоченным взглядом непонимания взглянул на Близа, возвышаясь над его круглой фигурой и стараясь ему незаметно для вездесущего чудовища объяснить суть ситуации.
– Ты, разве не понимаешь? Он нас держит за круглых олухов! Какие-то непонятные и не естественные вещи доводит до нашего сведения, слышишь меня, Близ? – замахал яростно своими руками бедный и уставший гном. Сокрушённо и очень быстро, подобно скорости метеора, Лайгонз сумел всё же выпалить следующую фразу, перед побуждением древнего змея, – не смей верить ему, пусть он будет строить из себя кого угодно, но ему отец есть Виннар и создание он отнюдь не света, а мрачной тьмы! Просто не мог наш светлый и милостивый Энкил создать столь ужасное чудище!
У дракона отварились веки, и он устало взглянул на своих посетителей, как будто ему каждый день приходилось отстаивать точку своего происхождения. Да, поймите же вы, я есть создание всемогущего Энкила, а, если быть точнее – его дочь! – воскликнул драконий живот, от чего гномы обернулись на зверя с выпученными глазами. Их глаза стали подобно драгоценным фузам, так же круглы и блестящи. А рты пооткрыались, и уже никто был не в силах их сомкнуть. Всё происходящее было будто бы в кошмарном сне. И всё же гномы поймали себя на мысли ещё раз, что Ворон старается их обвести вокруг своего когтя. Зачем же выдумывать ему такие небылицы, с какой целью? Да и если он выдумывает всё это, то с какой бы стати, он хотел бы обманывать гномов? Ведь не каждый энкиловский день, к нему в подземелье заходят посетители.
– Вы мне лучше расскажите, как у вас дела и житейские свои проблемы, в вашем селении? По-моему зовётся оно мич… мяч… меч… Ох, старая я уже стала с годами… Но я не теряю веры и всё равно припомню то, откуда вы родом! – раздался вороний рык.
– А, собственно, зачем вам, миледи, знать об этом? – настороженно, но с нескрываемой откровенностью и открытостью вопрошал бравый Лайгонз, лицо которого было спокойным и потеряло всякие опасения за свою жизнь вместе с жизнью своего друга.
Ну, вот, ведь… Со мной опять не считаются… Все думают, что я такая сильная, огромная, могучая и что ещё хуже негативная и плохая… Могу приносить только зло всему вокруг… Как суметь доказать этим миленьким гномам, что я не хочу творить зла на этой доброй планете, а хочу повсеместно радости и счастья? Почему мой вид вызывает неодобрение, ярость в сердцах? При моём виде все живые существа мгновенно пытаются защищаться, будто я нападаю на них, или что ещё хуже, пытаются напасть на меня, заранее зная, что им предстоит проиграть в битве нечестной? – такими серьёзными вопросами мучил себя дракон, оказавшийся дамой. Ведь я же не ужасная внутри и моя душа переливается как солнце при багряном закате! – столь браво закончила свои размышления драконша. Подобие слезы пробежало по щеке Ворона. Как объяснить всем живым тварям, что моя оболочка угрюма, кожа тверда, и вообще я выгляжу очень мрачно по сравнению с остальными животными, гномами, хоббитами населяющими нашу планету, но моя душа пусть и не столь прекрасна, но не несёт в себе отрицательных моментов. Она подобна моему отцу Энкилу, и я хочу жить и творить одно лишь добро, принося его, повседневно в сей бренный мир! – выпустив огромную серо-белую струю пара, звучали очень спокойно мысли в голове драконши.
– Милые гномы, – обратилась приветливо к своим гостям драконша, – мне очень интересно знать про вас как можно больше и, если честно, я хотела бы отправиться с вами в Мечгард! Теперь, я не
